Но если сумел выжить Рис Мудрый, значит, и у него тоже есть шанс, может быть совсем ничтожный шанс, но он есть.
А что, если еще раз попробовать поискать расщелину или уступ, на который он сумеет взобраться? Все равно делать ему нечего, кроме как дожидаться неминуемой смерти.
Врон взглянул на небо. Тучи стали расходиться, в просвете он увидел первую звезду, все говорило о том, что времени у него осталось совсем мало. Тени в центре долины уже сплелись в огромный шар тьмы, но пожиратель душ пока еще не родился. Может быть, ему не хватало всего нескольких теней, бродящих где-то по долине…
Врон вновь зашагал вдоль неприступных скал, окаймляющих долину, – они вздымались высоко вверх, упираясь в темное небо.
Он все еще надеялся увидеть какую-нибудь расщелину или несколько уступов, по которым он смог бы подняться хотя бы на десяток метров вверх.
Вряд ли пожиратель душ способен летать или лазить по скалам. Жаль, что никто не знает, на что он способен, – все умерли, кто хоть что-то успел узнать. Все, кроме Риса Мудрого…
Возможно, если бы было немного светлее, он бы сумел что-то найти. Где тот свет, про который твердила гадалка? Сейчас он бы ему очень пригодился…
Только нет его, она ошиблась, и он теперь умрет из-за глупой ошибки выжившей из ума старухи…
Врон отпил из фляжки глоток воды и с отвращением сплюнул – даже вода в этой проклятой долине приобрела неприятно горький вкус.
Он пошел дальше, спотыкаясь о мелкие камни, которые уже были не видны в сумерках, ни на что больше не надеясь, а только потому, что терпеливо ждать смерти на одном месте он просто не мог.
… Конечно, старуха была хранителем деревни, и это был ее долг – отыскивать тех, кто нес в себе хоть что-то отличное от других.
Но почему же она сама не ушла в долину пожирателя душ, а отправила его? Уж она-то точно непохожа на других. Может, как раз в ней и есть этот свет, который она узрела своими подслеповатыми глазами?
Врон снова выругался.
… И зачем только Рис придумал этот закон? Уже давно нет его королевства, оно раздробилось на множество обособленных поселений, прочно забыто все, что когда-то составляло его славу, а он должен умереть за то, что давно уже всеми забыто…
Врон вздохнул и оглянулся: огромный шар, сотканный из теней и тьмы, то вздымался на несколько метров вверх, то снова опускался вниз.
Еще нет, пожиратель еще не родился, это только безмозглые тени…
Вокруг совсем стемнело. Может быть, потому, что темный шар впитывал в себя свет, или оттого, что небо окончательно затянуло тучами, и свет ни одной звезды больше не проникал в долину.
Врон обошел долину уже несколько раз, но продолжал идти, хоть и понимал всю бессмысленность этого кружения. Еще никому не удалось уйти из этой долины живым, никому, кроме Риса Мудрого…
Но Рис пришел в эту долину днем, когда светило яркое солнце, так гласит предание, а покинул ее на следующий день ранним утром. А он, Врон, был приведен сюда уже в сумерках, когда солнце скрылось за тучами.
У Риса для поисков укрытия был наполненный светом день, а у него было только несколько коротких часов, потому что все хотели, чтобы он оказался в долине как можно быстрее, даже его отец и обе его сестры.
Это они громче всех кричали и плевали в него, когда его вели по широкой улице, и все это делали только для того, чтобы ни у кого в мыслях не возникло, что они ему сочувствуют…
Врон споткнулся и упал, ударившись о камень, так что у него даже искры посыпались из глаз.
– Ну вот и все, – простонал он, потирая ушибленное колено. – Теперь я даже бежать не смогу, а на одной ноге от пожирателя душ далеко не ускачешь.
Он перевернулся на бок и увидел, как темный шар бесшумно заскользил по долине.
Пожиратель душ наконец-то родился и почуял пищу.
И, конечно, он ее найдет – вот она лежит и стонет от невыносимой боли…
Врон осторожно потрогал колено, оно уже распухало. Теперь он прикован к этой плите и здесь же и встретит свою смерть. Проклятая долина, проклятая каменная плита…
Плита? Но откуда здесь эта плита? Здесь не должно быть ничего, кроме камня и пыли. Но вот он лежит на ровной и плоской плите, припорошенной мелким щебнем…
Откуда она здесь? Никто в здравом уме не будет просто так платить каменотесам за то, чтобы они изготовили плиту, и уж тем более за то, чтобы притащить ее в Проклятую долину…
Если она прикрывает, то что? Могилу Риса, а может, что-то еще? Может быть, это и есть его спасение?
Он залез в карман, дрожащей от возбуждения рукой вытащил кресало и высек искру о камень – искра погасла слишком быстро, он ничего не успел увидеть. Тогда Врон выхватил нож и провел им по кресалу – длинный сноп искр позволил ему увидеть на плите какое-то углубление.
Он вложил свою ладонь туда, пытаясь нащупать там кольцо, или рычаг, но там не было ничего, кроме мелкого щебня и пыли.
У него даже слезы брызнули от огорчения и отчаяния, он перевернулся на спину и выругался. Ну почему он сразу не пошел сюда, пока еще был хоть какой-то свет, а просидел целую вечность на камне?
И что он может увидеть и понять сейчас, когда вокруг так темно, что даже пожиратель душ кажется только еще одним темным пятном?
Он попытался встать, но тут же снова сел на землю от дикой боли в распухшем колене.
И тут, то ли от его неудачной попытки, то ли оттого, что он занял какое-то нужное положение, плита повернулась боком, словно была закреплена на шарнирах, и он полетел куда-то вниз.
Это было настолько неожиданно, что он не успел перевернуться при падении и ударился спиной обо что-то твердое, так что у него потемнело в глазах, и он потерял сознание.
Сколько он находился в беспамятстве, Врон не знал, но, когда он открыл глаза, на него падал луч солнечного света. Плита, вставшая ребром после его падения, открывала синее небо и краешек солнца. Там, вверху уже было утро.
Его тело терзала жуткая боль, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, даже веки были налиты тяжестью, а из пересохшего горла вырывался какой-то животный испуганный вой.
Врон попробовал вдохнуть в себя воздух, но его грудную клетку сдавило так, что он вообще не мог какое-то время дышать. Он сделал еще какое-то судорожное движение и снова потерял сознание, успев перед этим отстраненно подумать: «Уже утро, а я все еще жив…»
На этот раз он очнулся оттого, что солнце светило прямо в глаза. Тело по-прежнему ему не подчинялось, во рту пересохло, и мучительно хотелось пить. Он попытался дотянуться до фляги, висевшей на поясе, но не смог пошевелить даже пальцем.
– Должно быть, я повредил позвоночник, – пробормотал Врон и попробовал повернуть голову, чтобы все-таки понять, куда он попал. После нескольких неудачных попыток и приступа невыносимой боли в ребрах ему это удалось.
Он лежал на спине. Яма, в которую он провалился, была не очень большой – всего лишь маленькая комната, выкопанная в земле и обложенная каменными плитами. Он лежал на твердом каменном полу, рядом с ним в стене была неглубокая ниша в половину человеческого роста.
Что в ней находилось, он не мог рассмотреть, потому что ему никак не удавалось приподнять голову. Но зато Врон отчетливо увидел, как около стены, в самом темном месте пещеры, висел в воздухе, не касаясь пола, огромный шар мрака – он то распадался на серые скользящие тени, то снова собирался в единый пульсирующий комок.
– Пожиратель душ, ты пришел за мной, – прошептал Врон. – Теперь ждешь вечера, чтобы собраться с силами и заняться мной… Может быть, тебе повезет, и я еще буду жив, но особо на это не надейся, похоже, что я долго не протяну…
Боль стала более терпимой, а может, он просто с ней свыкся, но она никуда не исчезла, а по-прежнему жила в каждой клетке его тела. Он снова с болезненным стоном вернул голову в прежнее положение и стал смотреть на краешек солнца, думая о том, что это последнее, что он видит в своей жизни.
Внезапно появившаяся тяжесть в груди заставила его судорожно вдохнуть сухой воздух, наполненный пылью и запахом тления, – он закашлялся, его тело конвульсивно содрогнулось, и он снова потерял сознание.
